Великие открытия часто совершаются не от хорошей жизни. Какое-нибудь племя первобытных рыболовов не знало покоя от воинственных соседей, склонных к каннибализму. Пришлось строить корабли и переправляться на соседний остров. А по дороге становиться первыми в истории моряками.
Наверное, Гребенщиков и его немногочисленные питерские единомышленники предпочли бы выступать в больших красивых залах на фирменной аппаратуре. Однако, их вариант рок-н-ролла, особенно тексты: вполне осмысленные, актуальные и ироничные, плохо вписывались в официальные представления. И не только о том, что молодежи нужно, ни о том, что ей изредка можно: ладно уж, пусть по случаю праздника попрыгают под свою дурацкую музыку... А ведь именно на снисходительности пожилых чиновников и держался 15 лет полулегальный статус того, чего у нас как бы и не существовало.
Образумившимся экс-хиппи разрешали петь в Росконцерте песни официальных композиторов и даже свои, слегка подправленные. А перед ленинградской новой волной открывалась другая карьера. Зеленая лампа и грязный стол. И Правила над столом. Конечно, они тоже могли приспособить свое искусство к тому, чего хотят большие люди в больших машинах. И, если бы пошли по такому пути, данная статья просто не была бы написана за отсутствием предмета обсуждения. Но вместо этого они стали искать новые, нетрадиционные и не опосредованные чиновниками формы общения с аудиторией.
Так появились в нашей жизни:
1. Магнитофонный рок-самиздат.
2. Квартирные концерты.
Их совместное детище (одно из многих) - акустический альбом `Аквариума` 1984 года `Ихтиология`.
Впрочем, не будем забегать вперед. Первый самостоятельный шаг в сторону от общепринятого западного опыта был сделан Аквариумом и примкнувшим к ним Майком Науменко на рубеже десятилетий. Они ввели в традицию концерты вообще без звукоусилительной аппаратуры (считавшейся необходимым признаком рок-музыки как жанра) - с обычными акустическими гитарами (станок с неизвестным количеством струн), бонгами, флейтами, виолончелью (привет Севе Гаккелю) и другим несерьезным, с точки зрения тогдашних фанов, аккомпанементом. Как правило, проходили акустически концерты у кого-то дома, на даче, порою - в студенческом общежитии или в актовом зале какой-нибудь конторы, настолько мелкой, что за ней и не следили всерьез. Поставил бутылку - и делай, что хочешь. Главное, что во всех этих случаях не требовали т.н. литовок, официальных бумаг с печатью, разрешающих музыкантам исполнять свой репертуар.
Спрашивать литовки на частной квартире было вообще бессмысленно. Если и приходила милиция, ей объясняли, что отмечается день рождения, сдача сессии, 8 марта etc. Нередко это соответствовало действительности.
Понятно, что на таких концертах качество текстов становилось проблемой номер один. Они не заглушались виртуозной игрой на барабанах (соседи по панельному дому не наградили бы ее аплодисментами) или фонящей аппаратурой. Дальше срабатывала определенная обратная связь: чем прочнее привязывалась группа к своей бардовской ипостаси, тем проблематичнее было ее возвращение на большую сцену в качестве ВИА.
В 1983 г.нормальные электрические концерты становятся редким экзотическим дополнением к акустике. Это уже русский рок, со своей нетрадиционной эстетикой и инфраструктурой. Организационные принципы его очень далеки от коммерции, которая давно утвердилась в западном шоу-бизнесе и мало-помалу приникала в наше рок-н-ролльное полуподполье 70-х гг. Они ближе к кооперации.
У нас есть наша музыка. Давайте объединимся, чтобы иметь возможность ее послушать. Кто может, принесет магнитофон. У кого пустая квартира - предоставит квартиру. Нужны деньги - скинемся рубля по полтора.
Так же мог быть организован, например, байдарочный поход. Или... Правильно! Очень похоже на первоначальную структуру бардовского движения, лесные слеты Клуба Самодеятельной Песни. А если копнуть поглубже, воскреснет та самая седая архаика, из которой, собственно, и пришло к нам слово бард. Аэды и акыны пели на пирах (тех же днях рождения и торжествах по случаю сданной сесс... простите, взятой Трои), где из рук в руки передавались бут... простите, чаша круговая.
То же самое происходило на квартирниках. Люди (обычно от полутора до четырех десятков, в зависимости от размеров помещения) непринужденно располагаются, кому не хватило дивана - просто на полу. Музыкантов если что и отделяет от публики, то катушечный магнитофон, на который предусмотрительный меломан фиксирует происходящее для вечности (для нынешних CD-производителей).
Пение перемежается разговорами за жизнь: об искусстве, религии, политике. Всесоюзно прославленные рок-звезды делят со слушателями нехитрую закуску и выпивку (последствия для многих оказались куда печальнее, чем мы могли бы предполагать). В антракте происходит распространение записей, рок- (и не рок-) самиздата.
Товарно-денежные отношения не совсем отменены. Устроитель (обычно - не хозяин квартиры, а как бы посторонний человек) передает музыкантам пригоршню мятых бумажек (иногда позвякивающую металлической мелочью) в качестве компенсации транспортных расходов и символического вознаграждения за нелегкий труд, специфика которого хорошо отражена в песне Сегодня ночью: Из города в город; из дома в дом. По квартирам чужих друзей - Наверно, когда я вернусь домой, Это будет музей... etc. Общим счетом - набиралось рублей 20-40, побольше - если приезжала группа в полном составе.
И, насколько мне известно, в подполье никто не разбогател. Деньги делали в других местах и на другом репертуаре.
Периодически и в нашей среде появлялись граждане, которые пытались что-то наварить. Мы относились к ним с брезгливой настороженностью. Один такой будущий Мавроди чуть не похоронил всех надолго, собрав в чужую квартиру на БГ около ста человек (толпа в подъезде, соседи, скандал, милиция, воронок...). Нельзя было разрушать взаимное доверие в коллективе только ради того, чтобы у кого-то прилипла к рукам пара червонцев, - место под солнцем было и без того жарко как печь. Конспирация составляла предмет особых забот. Слушатели, как правило, прибывали по адресу не беспорядочной толпой, а несколькими группами, которые собирали в назначенных местах доверенные люди. Телефонные переговоры порадовали бы драматургов абсурда. Есть две рыбки, самец и самочка могло означать два посадочных места на Аквариум.
Нескучная жизнь сформировала очень интересную и разнообразную культурную среду. Вопреки современным журналистским сплетням, она не была ни элитарной, ни маргинальной, ни какой-то особо политизированной. Автору этих строк приходилось устраивать концерты Гребенщикова в квартире известного дипломата В.П. Лукина - и, например, на химии (химический завод на окраине).
Именно через подполье наш рок вышел за пределы специфической молодежно-развлекательной субкультуры. Его слушали физики из атомных ящиков - и театральные режиссеры, работяги - классические музыканты... Меньше всего я хотел бы идеализировать подполье, оно - тоже часть общества и разделяет его пороки и заблуждения. Ведь не случайно (и не вдруг) один бывший подпольщик становится сегодня массовиком-затейником у неонацистов, другой сочиняет заказные статьи про архетипическую ментальность дебильной попсни. Но до поры до времени даже такие вынуждены были подстраиваться под общую атмосферу и систему ценностей.
Индивидуальность свойственна не только отдельным гражданам, но и их устойчивым сообществам.
Аудиторию подпольных концертов не называли тусовкой. Самиздат формулировал гордо: рок-движение. Удивительно, как быстро и прочно Аквариум сумел объединить не худшую часть населения СССР. МИФИ хватило одной акустики БГ+Дюша в апреле 1981 г, чтобы распропагандировать местных КСП-шников, которые раньше на дух не переносили никакого домотканого рока. В свою очередь, рок-движение 80-х стало для музыкантов едва ли не идеальной культурной средой: живой, открытой, творческой. А ведь человек, как бы он ни был умен и независим, все равно ориентирован на свой круг общения, на референтную группу, как говорят психологи.
Когда эта среда рухнет, и рок станет подразделением шоу-бизнеса, выживут (сохранятся как творческие личности) только те полудилетанты, у которых найдется опора (источник вдохновения и круг общения) не по месту работы. В своем ли городском театре, в переводах ли Льюиса или среди тибетских лам.
Некоторые культурологи любят порассуждать о том, что подпольный рок был исторической аномалией. А теперь-то настали времена нормального профессионализма. Но судить об этом можно только по плодам. Из подполья поднялась над страной целая россыпь звезд: Гребенщиков, Башлачев, Шевчук, Кинчев, Бутусов, Рыженко, Цой, Янка... А с 1989 года не появилось ни одного нового имени, которое не стыдно было бы поставить рядом через запятую.
Сказанное ни в коей мере не предполагает реабилитации тех, кто душил искусство списками запрещенной музыки или облавами на концертах. Да они и не нуждаются в моей реабилитации (вовремя сменив идеологическую петлю на экономическую, они по-прежнему заказывают музыку). Доброе слово нужно сказать о музыкантах, которые вопреки давлению - и без малейшей надежды на коммерческий успех - продолжали честно и профессионально делать свое дело: Делай, что должен, и будь, что будет, - мне кажется, это удачный ответ на вопрос (Б. Гребенщиков, Тема для новой войны) |
